На упоминания о Дарье Христофоровне Ливен я наткнулась, когда готовилась писать пост о книжке, посвященной культуре денди. Этому посту еще предстоит увидеть свет, а пока что я так увлеклась любопытнейшей судьбой Дарьи Христофоровны, что решила поделиться тем, что удалось выяснить.
Рига – Петербург – Берлин
Дарья Ливен, в девичестве Бенкендорф, родилась в 1785 году в семье рижского военного губернатора и фрейлины Марии Федоровны, жены императора Павла. Всего в семье Бенкендорфов было четверо детей, двое мальчиков и двое девочек: Александр и Константин, Мария и Дарья. И с Александром Бенкендорфом мы все, конечно, прекрасно знакомы – военный, основатель III отделения, шеф жандармов, личный цензор Пушкина. А вот судьба его сестры Дарьи часто оказывается в тени, причем совершенно незаслуженно.
Княгиня Дарья Ливен (Dorothea Lieven) Неизвестный художник (в некоторых источниках приписывается Лоуренсу)
В 1797 году мать семейства умерла, оставив детей на попечении императрицы, с которой они были близкими подругами. Та поместила девочек в Смольный институт и навещала каждую неделю. Когда девочки выпустились из Смольного, императрица озадачилась подбором подходящих партий для сестер Бенкендорф. Мария вышла замуж довольно скоро, а вот с Дарьей пришлось потрудиться. Предложенную кандидатуру Аракчеева Дарья с ужасом отвергла, поэтому продолжившиеся поиски привели в итоге к 26-летнему графу Христофору Ливену. Знатны, перспективны, привлекательны – молодые люди понравились друг другу и в 1800 году поженились. Дарье едва исполнилось 16 лет, когда она стала графиней Ливен. Первое время Дарья были счастлива невероятно, писала в письмах о том, какое наслаждение испытывает, называя себя женой, а графа Ливена мужем. Но уже через несколько лет, когда ей исполнилось 20, Дарья Христофоровна решила, что список ее любовных побед как-то коротковат и решила добавить в него имя великого князя Константина Павловича. Приписывали ей и другие романы. Графа Ливена описывали ревнивым человеком, все эти вольности молодой жены не могли ему нравиться, но, как писал подопечный брата Дарьи Христофоровны А.С. Пушкин:
Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И все тогда пошло на стать.
Однако эти увлечения пришлось оставить, когда в 1809 году графа Ливена отправили на дипломатическую службу в Берлин. Дарья Христофоровна последовала за супругом, будучи весьма не в восторге от места назначения. Берлин тех лет нельзя было назвать центром притяжения, графиня там скучала, занималась своей семьей и тренировалась в искусстве создания светского салона. К счастью, уже в 1812 году Александр I вызывает Ливенов обратно в Петербург. Не прошло и нескольких месяцев, как приходит новое назначение — граф Христофор Ливен назначен на ответственный пост посла Российской империи в Лондоне.
Лондон и клуб Almack’s
Свет британской столицы был немало удивлен и обрадован приездом такого посольства, ведь Великобритания в тот момент все еще находилась в кольце континентальной блокады, созданной Наполеоном. Российский престол не поскупился и стал выдавать ежемесячно на обеспечение достойного уровня жизни суммы в два раза превышавшие реально необходимые. Ливены жили на широкую ногу, быстро влились в общество, начали выходить в свет и заводить знакомства. Обнаружилось, что Дарья Христофоровна одаренный политик, она обладала удивительным политическим чутьем, вниманием к деталям и пониманием того, как можно использовать в свою пользу симпатии своих новых знакомых. Она помогала мужу писать донесения на имя Нессельроде, тот незамедлительно заметил появившуюся глубину наблюдений и верность суждений своего корреспондента. Выяснив, что переписка ведется фактически с графиней Ливен, а не с графом, Нессельроде продолжил писать письма уже ей напрямую. Переписка Дарьи Христофоровны была весьма и весьма обширной, ее корреспондентами в России были уже упомянутый Нессельроде, Её Величество Императрица (письма к ней часто были на самом деле адресованы Александру I) и, конечно, её брат Александр. Большинство писем Дарьи Ливен все еще ждет своего исследователя в российских архивах, а выходившие на английском языке тома с перепиской госпожи Ливен – это письма, увидевшие свет по велению потомков и родственников корреспондентов Дарьи Христофоровны, так, например, одно из самых популярных изданий такого рода – тома переписки с графом Греем, тем самым Earl Grey, знакомому нам всем по популярному сорту чая – попали в печать после смерти графа по желанию его вдовы.
Если вы помните описание салона Анны Павловны Шерер в начале «Войны и мира», то имеете примерное представление о политическом салоне того времени. Хозяйка салона должна была в идеале предоставить место, где смогут мирно общаться представители противоположных политических лагерей. Дарье Христофоровне эта роль прекрасно удавалась; более того, в отличие от Анны Павловны Шерер, у графини Ливен была совершенно конкретная цель – политическая разведка. Она всегда четко знала, каких гостей ей нужно было заполучить и о чем с ними нужно было побеседовать. Ценность ее донесений в определенные периоды была таковой, что письма она писала симпатическими чернилами, как заправский шпион. Симпатические чернила позволяли скрыть истинное послание от чужих глаз, ведь для того, чтобы ценный текст проявился, бумагу нужно было нагреть.
Апофеозом влияния госпожи Ливен стал 1814 год, когда она была приглашена стать патронессой влиятельнейшего клуба Almack’s. У этого клуба весьма богатая история, полная взлетов и падений. Однако пик его влиятельности совпал с годами, когда графиня Ливен была одной из семи патронесс.
Almack’s — Открытие сезона. The Illustrated London News, 1843
Almack’s, как и многие британские клубы, появился из-за потребности в третьем месте, то есть в месте, куда можно прийти и уйти, соблюдая некоторые правила, однако не подпадая под условности, связанные с посещением частного дома. Постепенно клуб обзавелся отдельным зданием по адресу King’s Street, St. James, London, советом патронесс и неограниченным влиянием на светскую жизнь Лондона. Каждый понедельник дамы-патронессы встречались для того, чтобы решить, кто достоин приглашения на балы Almack’s, а кого пора попросить и честь знать. Председательствовали дамы по очереди, чтобы, видимо, оставалось время еще хоть на какие-то дела, потому что в обязанности председательствовавшей патронессы входило одобрение и выписка так называемых ваучеров, то есть билетов на балы. Патронессами становились практически навечно, перестать ею быть можно было, лишь покинув бренную землю или взяв самоотвод под давлением невероятных каких-нибудь обстоятельств. Когда освобождалось место за столом всемогущих дам, те собирались и совместно выбирали счастливицу, которой предлагалось занять это освободившееся место. В патронессы выбирали лишь исключительных леди, поэтому приглашение, полученное Дарьей Ливен, было безусловным признанием её влиятельности в лондонском обществе.
Вернемся к самому клубу и его особенностям. При всей эксклюзивности Almack’s билеты в клуб были в общем-то недорогими, всего 10 гиней. По размерам они напоминали визитную карточку, были именными и передаче другому лицу не подлежали. Низкая цена подчеркивала, что, дабы попасть на балы клуба, быть сказочно богатым недостаточно и необязательно. Претенденту в первую очередь нужно было быть порядочного происхождения, хорошо воспитанным и представлять некий интерес для патронесс.
Для дебютанток того периода впервые выйти в свет на балу в Almack’s было гораздо более перспективно, чем на балах при дворе. Патронессы лично рассматривали кандидатуры претенденток и, в случае одобрения кандидатуры, сами подбирали партию, подходящую счастливице. «Акции» девушки, дебютировавшей в клубе, неизбежно вырастали в цене, поэтому получить одобрение патронессы становилось невероятно важной задачей для дебютантки и её семьи. Такое колоссальное влияние было легко использовать в своих интересах, что Дарья Христофоровна и делала.
Балы в клубе проходили по средам, в 11 вечера гостей приглашали к столу отужинать и в это же время двери клуба закрывались для опоздавших. В повсеместно приводимом историческом анекдоте говорится о том, как герцог Веллингтон припозднился на 7 минут и ему было любезно, но все же отказано во входе. В другой раз все тот же герцог Веллингтон пренебрег строгим дресс-кодом и явился на бал в брюках, а не в бриджах, как полагалось правилами клуба. Герцог уже поднимался по лестнице, как к нему подошли и сообщили, что посещение в брюках, к сожалению, неприемлемо. Герцог, человек военный и испытывавший уважение к разнообразным правилам и уставам, какими бы причудливыми они не были, тихонько удалился.
Танец Петра Козловского, российского дипломата, и княгини Ливен, гравюра Крукшенка (Cruikshank)
Среди многочисленных побед Дарьи Христофоровны, например, знакомство лондонского света с вальсом. Именно она ввела этот танец в обиход.
Портрет Меттерниха кисти Лоуренса, Kunsthistorisches MuseumК этому же периоду относится один из самых ярких романов госпожи Ливен и в личном и в политическом плане – ведь это роман с влиятельным Меттернихом, министром иностранных дел, затем канцлером Австрии. Меттерних славился своей лукавой натурой, изначально этот роман был безусловно продиктован политическими интересами, но затем, видимо, стал самостоятельной историей. Уверена, что особенно поначалу эти двое постоянно пытались перевербовать друг друга. Забавное, наверное, было зрелище. Роман продлился довольно долго, почти десять лет. Закончился он, когда Дарья Христофоровна узнала о появлении новой пассии у своего возлюбленного, стерпеть это было выше всяких сил, поэтому личные отношения с Меттернихом было разорваны незамедлительно.
Снова Петербург
В 1834 году Ливенов отозвали из Лондона, приехали в Петербург они уже в статусе князей – по случаю восшествия на престол Николая I в 1825 году, Ливенам был пожалован новый титул. В Петербурге муж Дарьи Христофоровны был назначен наставником наследника престола, сама княгиня приступила к своим обязанностям фрейлины при дворе.
Время, проведенное в Петербурге, не принесло Дарье Христофоровне счастья, лишь потери – умирают двое ее сыновей. Она чувствует, что ничто уже не держит ее в России и уезжает в 1835 году Париж. Муж был не в восторге от такого решения, но княгиню поддержал царь, а значит, протестовать было бессмысленно.
Париж, Лондон и снова Париж
Приехав во французскую столицу, она заселяется в дом, некогда принадлежавшем Талейрану, обживает его и открывает там салон, получивший шутливое название «дозорная вышка Европы».
Дарья Христофоровна продолжает снабжать императора ценными данными, а тот в свою очередь, видимо, продолжает снабжать ее средствами на безбедную жизнь. В 1837 году княгиня знакомится с человеком, которого часто называют любовью всей ее жизни. Абсолютно, конечно, невероятно и совершенно неожиданно, но и этот человек оказывается политиком! Франсуа Гизо за свою жизнь занимал несколько постов при французском правительстве – он побывал и премьер-министром и министром иностранных дел, и министром народного образования. Судя по всему Гизо и княгиня Ливен испытывали друг к другу действительно очень сильные чувства. В 1839 году в Петербурге умирает князь Ливен и Дарья Христофоровна становится фактически женой Гизо.
Когда его назначают послом в Лондон в 1840 году, княгиня пакует чемоданы и отправляется вместе с ним в столицу Британии, с ним же она возвращается обратно в Париж после того, как в 1848 году его отозвали.
Душа в душу они прижили вплоть до 1857 года, когда Дарья Христофоровна Ливен скончалась на руках своего возлюбленного Гизо.
Она завещала быть похороненной на фамильном кладбище в Латвии, в своем поместье. Похоронили её, согласно оставленным ею распоряжениям, в платье фрейлины двора его императорского величества и в княжеской короне.
Удивительно, какую яркую жизнь прожила эта женщина. Почувствовав вкус к большой политике, она нашла способ реализоваться в этой сфере, будучи женщиной XIX века и остаться в истории не только как мадам, которой воспользовались сильные мира сего в своих интересах, она по-настоящему служила своему отечеству, всерьез воспринимая и выполняя задачи, которые ставили перед ней сначала Александр I, а затем и Николай I. О том, кем она себя считала, конечно, говорит лучше всего то, что она повелела похоронить себя в платье придворной, подчеркивая этим, что прожила жизнь человека, служившего отечеству всеми доступными средствами.
Изучая перипетии её жизни, я думала и о том, что она, видимо, лучше всего чувствовала себя, находясь за пределами России, ее постоянное стремление жить и служить за границей очевидно. Понимала ли она, что там она принесет максимальную пользу и потому вектор её движения всегда был направлен в сторону европейских столиц? Или же по каким-то причинам не желая жить в России, она делала все, чтобы быть полезной императору за границей, дабы он продолжал спонсировать ее проживание в Европе? А может, и то и другое? Ответ знала, наверное, только она одна.
Но не может не вызывать уважение то, что эта женщина всегда знала, чего хочет и как этого добиться в том мире, в котором она жила.
Биография Дарья Христофоровны все еще ждет своего исследователя, даже странно, как мало правдоподобных русскоязычных источников, упоминающих эту необычную женщину. А вот на английском о ней можно прочитать около трех монографий. Надеюсь, это изменится и скоро свет увидит книга о княгине Дарье Христофоровне Ливен, об одном из самых успешных агентов влияния российского двора в XIX веке.
